Психопрактика культуры

Психология и новые идеалы научности (материалы "круглого стола")
Вопросы философии, 1993, №5, Сс. 3 - 43

О. И. ГЕНИСАРЕТСКИЙ (доктор искусствоведения, зав. сектором сознания и культуры Института человека РАН)

Изменение функций психологического знания и его базовых парадигм хорошо просматривается на примере такой малоисследованной области психологической практики, как психопрактика культуры. В ней сегодня весьма причудливым образом сочетаются профессиональная психология творчества, традиционная - конфессиональная и народная психологические культуры, обыденная психология - с метапсихологическими экспериментами и работой различных психотерапевтических школ и направлений по развитию телесной сенситивности, творческих способностей, навыков открытого общения.

При этом гуманитарная психология и психотерапия выступает в различных функциях:

Во-первых, в ее терминах и понятийных конструкциях концептуализируются как традиционные, так и современные психопрактики. И тем самым происходит их "инвестирование" энергиями современной культуры, приближающее их к повседневному жизненному и творческому опыту.

Во-вторых, крайне важен опытный, психотехнический, а по сути проектный залог гуманитарной психологии и психотерапии. Речь идет именно об "опытах", "тренингах", "экспериментах", о том, что осваивается невербально, неконцептуально, а духовно-практически.

Можно сказать, что современная психотерапевтика стоит к традиционной и научной психологии в том же отношении, что художественный авангард - к традиционному и классическому искусству, т.е. артифицирует и приватизирует психические деятельности.

В-третьих, что немаловажно, гуманитарная психология и психология и психотерапия есть культурное движение за "личный рост" за гуманизацию психосферы и тем самым сохраняет отчетливую связь с неогуманистической и общедемократическими ценностями.

В-четвертых, гуманитарная психология и психотерапия работают в расширенном межкультурном контексте, в презумпции гетеродоксии. Эти концепции и процедуры открыты различному, если не любому символическому, трансперсональному опыту, что способствует укреплению духа веротерпимости и веролюбию.

Далее я хотел бы сказать о некоторых особенностях психопрактики культуры, обнаруживших ее сугубую "постмодернистичность"

Но прежде всего одно замечание. Если и правда, что "тотальность как таковая устарела и настал черед раскрепощения частей" (В. Вельш), то это никак не означает патологической диссоциации. Здесь более подходяща голографическая, а не революционная метафора: как в каждой части голограммы (в отличие от фотографии) есть изображение целого объекта, так в каждой части личности - вся личность целиком.

Человек больше себя самого (трансперсонален), потому что он меньше себя самого (субперсонален).

Субличностное разнообразие. Вслед за диалогическими концепциями межличностных и культурных коммуникаций, за социально-психологическими концепциями ролевого взаимодействия в современной культуре актуализировался концептуальный анализ "частей личности", описывающий и исследующий феномен субличностной психопрактики.

Этот переход сравним по значению с перемещением интереса биологии с клеточного на молекулярный уровень. Микроструктуры личностной самореализации, идентифицируемые в терминах "субличностей", "субмодальностей" сенсорного, аффективного и когнитивного опыта, - это те реальности постмодернистской психопрактики, которые теперь впрямую - минуя уровень целостной личности - наделяются культурными значениями и культуротворческими функциями. Если изобретатели психоанализа (и первое поколение их учеников) конструировали типовые структуры личности, в которых процесс диссоциации охватывался обязательными "инстанциями", то современные нам психологи и психотерапевты имеют дело с произвольными и порождаемыми композициями частей личности, открыв тем самым пространство для проективной творческой работы личностного роста.

Автопоэзис. На мой взгляд, самое оригинальное в концепции автопоэзиса - это внимание к коэволюции, параллельному и взаимозависимому протеканию процесса личностного роста и процесса творческой производящей деятельности (в любых областях практики).

Онтологические концепции о самонарождающихся реальностях (в природе и обществе), об автореферентности и рефлексивности, самотрансцендентности и т.д. - лишь фон, на котором реализуется фигура автопоэзиса (с непременным, впрочем, допущением о конвергенции всех фонов и фигур).

Каждый шаг творческой, производящей деятельности есть вместе с тем и шаг личностного роста. Их общая опорная точка - идентифицированная субличность. Ею - в результате идентификации - может стать любое состояние или событие, сколь бы виртуальным она не была.' "Я" при этом оказывается лишь рабочим символом идентификации. Состояния и события при этом не только "принимаются" как вмещающая "меня реальность", но и авторизуются. Порождаемые такими состояниями и событиями пространства и "временности" также неминуемо оказываются авторскими (проектируемыми) и доступны пользователям в качестве персонажей предложений психодрамы.

Когнитивное картирование. В виду авторизованности порождаемых пространств и временностей задачу их картирования, т.е. разметки предлагаемых персонажем "мест обитания" и "путей поведения" первоначально берет на себя автор. Далее, в ходе коммуникативной конверсии "фигура/фон" персонажи-пользователи реализуют в этих пространствах-временах свои собственные незавершенные или неначатые гештальты, "сквозные действия" и "сверхзадачи".

Над автопоэзисом надстраивается слой взаимного, многократно отраженного картирования, по ходу которого осуществляется интенсивный обмен частями личностей, взаимопознание координат идентифицирующих символов "я". В результате реализуется парадоксальная персональность, в которой ни одно "я" не есть "мое я" или "твое я", а само взаимокартируемое пространство/время культуры становится - виртуально - "самостью" этого процесса, одновременно искомой и избегаемой.

"Здесь" и "теперь". Все сказанное реализуемо лишь в том случаев если сознание/воля участников автопоэзиса удерживается в актуальном настоящем, в "здесь" и "теперь" посредством непрерывного сознания-замечивания (в том числе и актуализированных субличностей).

Для такой психопрактики поведения в культуре вновь исчезает психическое бессознательное (а по мнению К.Г. Юнга до недавнего времени "коллективное бессознательное никогда не было психологическим"). То, что означалось этим термином в психоанализе всех мастей теперь означаемо в "точках" и "путях" когнитивно (-концептуально) размечаемых пространствах/временах.

При этом навязчивая телесность психоанализа как бы развоплощается. Тело опознается как многомерная поверхность, за которой нет никаких объемов, никакой "глубины" и на которой происходят всевозможные записи-разметки (с разлившей катектической значимостью).

Ощущения, аффекты, когнитивные акты переживаются как события, происходящие на этих поверхностях-экранах виртуально. Все незавершенные или неначатые гештальты возвращаются в "сюда" и "сейчас", должны быть актуализированы, приняты и авторизованы.

Процесс индивидуации. В различных техниках изменения личностных историй, основанных на репрезентации прошлых и будущих состояний, перенесение "ресурсов'' из позитивных ситуаций в негативные и интегрировании в эти последние, допускаются "исправления" личностных историй (вплоть до получения нового детства" вместе старого, преодоление травмы рождения или выбора желаемой фазы жизни в будущем).

Интегрирование психического опыта во времени, пространстве и других значимых измерениях заново ставит вопрос об индивидуации, обретении самости, истинного "я" по ходу жизни (или за ее пределами).

Возможность индивидуации связывается с возможностями прямого, опытного переживания и задействования различных виртуальных "событий/потоков", симультанных "состояний/сред" и проеден сингулярностей (-единочностей).

Устойчивость, цельность личного бытия тут предполагается не в твердости структурных связей, а в инвариантности психодинамических преобразований (конверсий, трансфигураций) на микроструктурном уровне. В симметрическом строении картируемых пространств.

Можно было бы назвать другие психологические концепции и психотерапевтические процедуры, характеризующие серьезные изменения в направленности развития психологической науки и практики. Но и сказанного, я думаю, достаточно, чтобы представить, что изменения эти отнюдь не поверхностны.